Почему в Новосибирске отправляют в СИЗО за экономические преступления
РБК Новосибирск обратился к новосибирским адвокатам с вопросом — оправданы ли такие меры, почему при избрании меры пресечения судьи предпочитают вне зависимости от личности подозреваемого и тяжести подозрений, поместить его в СИЗО.
Ирина Гребнева, адвокат Сергея Поскочина (дело НИИТО):
— Заключение под стражу — исключительная мера наказания, которая должна применяться прежде всего с учетом общественной опасности лица, привлекаемого к уголовной ответственности.
У нас сформирована такая судебная практика, когда решающим является тяжесть предъявленного обвинения, а оценка данных о личности обвиняемого или подозреваемого судами носит формальный характер.
Следствие приводит формальные голословные доводы: может скрыться, может оказать давление на свидетелей, уничтожить доказательства, а суды не требуют убедительных доказательств этого.
По делу клиники Мешалкина, к сожалению, не подлежит применению исключение о запрете на заключение под стражу по экономическим преступлениям, поскольку обвиняемые формально привлекаются не за преступления из предпринимательской деятельности.
Однако, безусловно, если следовать букве закона, то судами при избрании меры пресечения должны учитываться данные о личности обвиняемых, положительные характеристики и высокая репутация, привлечение к уголовной ответственности впервые. На мой взгляд, с учетом наличия данных обстоятельств судом может быть избрана мера пресечения, не связанная с лишением свободы: залог, домашний арест, подписка о невыезде и надлежащем поведении.
Михаил Багмет, адвокат Ларисы Стыниной (дело 1500 квартир):
— В России практика арестов людей, которые подозреваются в хищении, повсеместна. Людей арестовывают вне зависимости от рангов и должностей. Арест — это степень давления на человека, подавление воли. Признательные доказательства, как говорят, царица доказательств, добиться их проще, чем разбираться и выяснять, прав человек или виноват.
На мой взгляд, в России из омбудсменов никто, кроме Титова, не защищает активно людей бизнеса и заслуженных деятелей. Роль омбудмена минимальна, они стараются не вмешиваться. Если, конечно, вскрывается вопиющий факт беззакония, на который кто-то сверху обратил внимание, там можно и «присоседиться». У нас часто омбудсмены служат этаким «почтовым ящиком», — написали, ответили, мол, проверили, все законно.
Обычно в России так: арестовали человека, и все сразу решили, что он виновен, он расхититель. Каждый пытается эту ситуацию отодвинуть от себя и не участвовать в ней.
Елена Добрицкая, адвокат Сергея Масликова, экс-директора Новосибирского планетария:
— Россия — страна вечных парадоксов. Руководство не устает декларировать поддержку науки и бизнеса. А происходит обратное. Как только со стороны государства, в лице правоохранительных органов появляются хоть какие-то претензии, зачастую не обоснованные, предпринимателя или ученого сразу пытаются изолировать от общества, не дав возможности работать.
Законодатель постоянно вносит поправки в уголовный и уголовно-процессуальный кодексы для облегчения положения лиц, подозреваемых в совершении экономических преступлений. Правоприменители на эти поправки реагируют неохотно. В их сознании все, кто хоть сколько-нибудь преступил закон, должны быть изолированы и помещены в среду откровенных уголовников.
Ни масштаб личности, ни заслуги перед обществом, ни тяжесть проступка не имеет значения. На одной ступени стоят уголовник и врач, спасший не одну сотню человеческих жизней.
К сожалению, такое положение дел по всей стране. Законодательством установлено, что помещение лица, к которому имеются претензии, в следственный изолятор или под домашний арест возможно в исключительных случаях. Только тогда, когда есть достаточные основания полагать, что лицо намерено скрываться от органов следствия и суда, иным образом препятствовать производству по делу, либо намерено в дальнейшем заниматься преступной деятельностью. Эти предположения должны подтверждаться конкретными фактами. Так написано в законе. На деле суду достаточно одних только предположений следователя, не подтвержденных фактами.
Ася Патерик, адвокат Натальи Малиновской:
— В России не работает презумпция невиновности и институт домашнего ареста. В Москве институт применения домашнего ареста применяют более активно, на перифирии механизм слабо отработан.
Часто можно было бы оставлять человека под подпиской о невыезде, но его помещают в СИЗО. Потом бывает так: установить судом вину не представляется возможным и идут попытки «натянуть» любую статью, чтобы оправдать длительное нахождение в изоляторе.
Только при приговору суда лицо может быть признано виновным. Надо избирать более мягкие виды мер пресечения. И только по приговору суда, если будет установлена вина, отправлять человека за решетку.
Есть и специфика органов, которые расследуют дело. Если это следователи ФСБ, судьи боятся идти поперек и принимают решения, которые их просят принять. Дело в том, что решения о назначении судей и продлении их полномочий проходят через ФСБ. Никто не будет рубить ветку на которой сидит, суды в России чаще всего несамостоятельны.
