Интервью: о цифровых документах, сервисах будущего и проблемах маркировки

Фото: Контур

— «Контур» — флагман внедрения электронного документооборота (ЭДО) в России. Как на этот процесс повлияла пандемия?

— Она подстегнула переход на ЭДО: аналитики «Контура» оценивают опережение тренда в 3–7%. Количество отправленных через «Контур.Диадок» электронных документов в 2020 году выросло на 31%.

Чаще всего электронный документооборот используют торговые и FMCG-компании.

Если сравнить первое полугодие 2021 года с аналогичным периодом прошлого года, то среди отраслей, наиболее активно переходящих на ЭДО в регионе — FMCG (+87%), строительство (+71%) и недвижимость (+113%).

— Каков самый большой сегмент рынка, не охваченный ЭДО? Ведомства?

— Нет, во взаимодействии ведомств и бизнеса все движется ритмично. Началось всё полтора десятилетия назад с налоговой, остальные подтягиваются.

Самый большой проседающий сегмент — сам бизнес: на ЭДО в сегменте B2B перевели только 10% счетов-фактур. Из-за этого в бизнесе до сих пор циркулирует огромное количество бумажных документов.

Пока идет эксперимент по кадровому электронному документообороту. Это хорошо, но хочется двигаться быстрее.

— Цифровизация давно стала главным трендом в экономике. Как вы считаете, отвечают ли темпы развития цифровой инфраструктуры потребностям экономики?

— Потребности рынка растут быстрее, чем регуляторы успевают готовить и принимать нормативную базу, которая позволила бы ускорить цифровизацию. Российская практика — долго согласовывать документы между ведомствами, на это уходят не месяцы, а годы. Цифровой экономике нужны решения здесь и сейчас. Правительство пытается отладить этот процесс, но пока мы в начале пути.

Например, закон об электронном документе. В законодательстве нет такого понятия, как электронный документ. Закон должен конкретизировать их статус. Но его уже три года не могут принять: никак он не может пройти все согласования. Отсутствие законодательного регулирования всем усложняет жизнь. Например, мы можем обмениваться электронными юридически значимыми документами, подписывать их электронной подписью, но тот же суд может отказаться их признавать. Им нужна бумажная копия. Такие ограничения нужно снимать.

Надеюсь, что ускорению поможет введенное понятие экспериментально-правовых режимов, в просторечии — регуляторных «песочниц». Федеральные власти проводят эксперименты в рамках отдельных регионов или областей деятельности. Например, запустили эксперименты по телемедицине и беспилотному воздушному транспорту. Если сработает — введут на постоянной основе, не сработает — откатят. Это даст возможность проводить новые технологические решения.

Фото: Контур

— Как вы оцениваете внедрение маркировки? Сложности позади?

— У каждой товарной группы есть специфические особенности производства и оборота товаров: молочная продукция и вода — не то же самое, что обувь и фототехника.

Импортеры обязаны ввозить в РФ только маркированный товар, им нужно научиться получать коды у оператора маркировки, договориться с иностранным поставщиком о нанесении на товар наклеек с кодами. Нужно научиться обмениваться данными с поставщиками услуг, хранить коды и наносить без ошибок, чтобы не портить отношения с контрагентами и не терять деньги. Наконец, всем, кто работает с маркировкой, нужно научиться добавлять новые сведения в таможенную декларацию.

Кому-то приходится совмещать производство и оборот маркированного товара с обычным. Например, компания импортирует детские товары, из них 5% — это обувь. Еще сложнее, если в рамках одного бизнеса нужно совмещать разные технологии маркировки. Допустим, аптека продает помимо лекарств мороженое и воду. Стандартным решением здесь не обойтись.

Плюс бизнес должен внедрить 2D-сканеры, терминалы сбора данных, принтеры, аппликаторы. В июне стартовала маркировка молочных продуктов, где особенно актуально обновление производственных линий. Им нужно еще техническое зрение и промышленные принтеры. Сложность в том, что с ходу не всегда можно сказать, какое именно оборудование понадобится компании.

Отдельная история с поставщиками услуг для оборота товаров. Часть из них не попадает под маркировку, но связана с ней. Это таможенные склады, службы доставки, таможенные брокеры. Сами они не импортируют, не производят и не продают маркированный товар, но решают задачи маркировки для своих партнеров. Они тоже должны оптимизировать свои процессы и научиться обмениваться сведениями о маркированном товаре с его владельцами. Стандартных решений для них нет. Мы такое решение разрабатываем.

— В России государство активно внедряет электронные сервисы, те же госуслуги или электронный дневник в школах. Разработка инфраструктуры таких решений лежит в поле госзаказа или это история про бизнес?

— Важно, чтобы государственные сервисы не пытались взять на себя решение абсолютно всех вопросов при взаимодействии с государством. Есть массовые и простые сценарии, которые государство эффективнее сделает на одной платформе. Например, получение загранпаспорта или регистрация брака. А есть более сложные сценарии — та же отчетность бизнеса в госорганы. Если их государство будет реализовывать монопольно, то задача будет решена плохо, потому что решение будет только одно для всех, без учета многообразия вариантов.

Сервис, который нужен бизнесу, встраивание продуктов платформ государства в информационные системы предприятий, — это должны делать коммерческие организации, которые борются за клиента. Должен быть интерфейс, который позволяет вокруг одной услуги сделать разные решения.

— Если говорить о перспективах развития цифровых сервисов для бизнеса, в чем вы видите перспективу?

— Будущее за сервисами, где одновременно работают разные компании. Частный случай такой истории — маркетплейс. Интересно развиваться в системах, которые не ограничены контуром одного предприятия и создают для пользователей дополнительную ценность — например, готовят аналитику и прогнозируют продажи. Допустим, площадка объединяет производителей, поставщиков, дистрибьюторов. Если я произвожу подшипники, за мной стоят производители комплектующих, стали, коксующихся углей. Исходя из того, как движется продукция, каждый из участников цепочки может планировать производство.

Одна из перспектив электронных сервисов — этакий цифровой госплан, но управляемый не централизованно, а через потребности рынка.

— Дефицит кадров в IT давно стал общим местом. Что изменилось в последние годы?

— Пандемия только усугубила проблему. Сейчас в ИТ-отрасли идет настоящая война за умы. Острее всего проблема стоит с продвинутыми разработчиками.

— Есть ли еще потенциал по росту зарплат?

— Наверное, еще есть. Но как бы это не оказалось пузырем, который может лопнуть.

Есть и другой интересный тренд: трудоустройство в крупные компании перестало быть синонимом успеха — молодежь видит, что зарабатывать большие деньги и развиваться профессионально можно и не в найме. Перед глазами примеры успешных блогеров и стримеров, и это новые условия для рынка труда.

— Как вам кажется, система высшего образования может закрыть сложившийся дефицит кадров?

— В вузах готовят мало специалистов и зачастую не тех, кого надо. Крупный бизнес организует университеты у себя. Мы много лет сотрудничаем с Уральским федеральным университетом, пытаясь учить специалистов, которые нужны рынку.

— Какие еще ресурсы для восполнения дефицита кадров вы видите?

— Переучивать. Если у человека есть хороший базис, необязательно технический, его можно переобучить, прокачать в области, которая интересна и востребована. И это история не только про молодежь.

— Что меняется в мотивационных схемах?

— Нормой становится удаленка. И зачастую сотрудники рассчитывают, что не только будут работать из дома, но и что компания обеспечит им рабочее место и доставит все корпоративные «плюшки» на дом. Меняются офисы. Компании уходят от закрепленных рабочих мест, появляется рабочее пространство, расшаренное между всеми членами команды.

— Пандемия расширила рынок труда, сняла региональную привязку. К вопросу о привлекательности определенных территорий, кластерах. Насколько это актуально, если жить можно где угодно?

— Решение здесь не только в создании комфортной среды. Молодежи нужна самореализация, возможность менять мир, а удобнее это делать рядом с состоявшимися профессионалами.

Многие айтишники не принимают мысли, что команда должна быть распределенной по городам. Плюс не все потребности закрывает виртуальный мир, когда мы решаем рабочие вопросы и штурмим в офлайне, подключается широкий контекст, и продуктивность команды становится выше.

Именно поэтому мы несколько лет назад решили вкладываться в строительство своего офиса разработки, который постепенно перерос в масштабный проект «Контур-Парк». Мы поняли, что нужен не просто офис, а среда, которая объединит наши производственные, образовательные и «нерабочие» активности.

Образовательная составляющая вылилась в наш совместный с УрФУ и правительством Свердловской области проект АКСИТ — Акселератор ИТ-компетенций. Идея — максимально сблизить образование и производство.

Это про короткие, трехмесячные образовательные модули: узнал — пошел применять. И про то, что учить будут практики — наши лучшие инженеры и специалисты из других IT-компаний, которые захотят присоединиться к проекту. И, конечно, про то, что мы будем учить тому, что нужно здесь и сейчас, что будет востребовано рынком в ближайшие годы. В общем, делаем ставку на среду, образование и сильных личностей. Сильные притянут сильных и помогут им вырасти и найти свою нишу в IT.